Раз красноречие оказывается одним из тех искусств, которые преимущественно пользуются словом, и раз оказывается, что существуют и другие искусства подобного рода, попробуй определить: на что должна быть направлена скрывающаяся в речах сила, чтобы искусство было красноречием? Если бы кто спросил меня о любом из искусств, которые мы сейчас называли, например: “Сократ, что такое искусство арифметики?” — я бы ответил вслед {B} за тобою, что это одно из искусств, обнаруживающих свою силу в слове. А если бы дальше спросили: “На что направлена эта сила?” — я бы сказал, что на познание четных и нечетных чисел, какова бы ни была их величина. Если спросили бы: “А искусством счета ты что называешь?” — я бы сказал, что и оно из тех искусств, которые всего достигают словом. И если бы еще спросили: “На что же оно направлено?” — я ответил бы наподобие тех, кто предлагает новые {C} законы в Народном собрании7, что во всем прочем искусство счета одинаково с арифметикой: ведь оно обращено на то же самое, на четные и нечетные числа, отличается же лишь тем, что и в четном, и в нечетном старается установить величину саму по себе и в ее отношении к другим величинам. И если бы кто стал спрашивать про астрономию, а я бы сказал, что и она всего достигает словом, а меня бы спросили: “Но речи астрономии на что направлены, Сократ?” — я ответил бы, что на движение звезд. Солнца, Луны и на то, в каком отношении друг к другу находятся их скорости.

Горгий. Это был бы верный ответ, Сократ. {D}

Сократ. Ну, теперь твой черед, Горгий. Значит, красноречие принадлежит к тем искусствам, которые все совершают и всего достигают словом. Не так ли?

Горгий. Так.

Сократ. А на что оно направлено? Что это за предмет, на который направлены речи, принадлежащие этому искусству?

Горгий. Это самое великое, Сократ, и самое прекрасное из всех человеческих дел.

Сократ. Ах, Горгий, ты снова отвечаешь уклончиво и недостаточно ясно. Тебе, наверно, приходилось {E} слышать на пирушках, как поют круговую застольную песню8, перечисляя так: всего лучше здоровье, потом — красота, потом, по слову поэта, сочинившего песню, “честно нажитое богатство”.

Горгий. Да, приходилось. Но к чему ты клонишь?

Сократ. А к тому, что против тебя тотчас же выступят {452} создатели благ, которые прославил сочинитель песни, а именно врач, учитель гимнастики и делец, и первым станет говорить врач. “Сократ, — скажет он, — Горгий обманывает тебя: не его искусство направлено на величайшее для людей благо, а мое”. И если бы я тогда спросил его: “А сам-то ты кто? Почему ведешь такие речи?” — он бы, верно, ответил: “Я врач”. — “Как же тебя понимать? Так, что плод твоего искусства есть величайшее благо?” — “А как же иначе, Сократ, — возразил бы он, верно, — ведь это — здоровье! Есть ли у людей благо дороже здоровья?” После врача {B} заговорит учитель гимнастики: “Я бы тоже удивился, Сократ, если бы Горгий доказал тебе, что своим искусством он творит большее благо, чем я — своим”. И его я спросил бы: “Кто ты таков, мой любезный, и какое твое занятие?” — “Я учитель гимнастики, — сказал бы он, — а мое занятие — делать людей красивыми и сильными телом”. После учителя в разговор вступил бы делец, полный, как мне кажется, пренебрежения {C} ко всем подряд: “Смотри, Сократ, найдешь ли ты у Горгия или еще у кого угодно благо большее, чем богатство”. И я бы ему сказал: “Выходит, что ты создатель богатства?” — “Да”. — “А твое звание?” — “Я делец”. — “Так что же, — скажем мы, — ты думаешь, что величайшее для людей благо — это богатство?” — “Ну, разумеется!” — скажет он. “Но вот Горгий утверждает, что его искусство по сравнению с твоим — источник большего блага”, — возразили бы мы. Тут он, конечно, в ответ: “А что это за благо? Пусть Горгий {D} объяснит”. Так считай, Горгий, что тебя спрашивают не только они, но и я, и объясни, что ты имеешь в виду, говоря о величайшем для людей благе и называя себя его создателем.

Горгий. То, что поистине составляет величайшее благо и дает людям как свободу, так равно и власть над другими людьми, каждому в своем городе.

Сократ. Что же это, наконец?

Горгий. Способность убеждать словом и судей {E} в суде, и советников в Совете, и народ в Народном собрании, да и во всяком ином собрании граждан. Владея такою силой, ты и врача будешь держать в рабстве, и учителя гимнастики, а что до нашего дельца, окажется, что он не для себя наживает деньги, а для другого — для тебя, владеющего словом и уменьем убеждать толпу. {453}

Сократ. Вот сейчас ты, Горгий, по-моему, ближе всего показал, что ты понимаешь под красноречием, какого рода это искусство; если я не ошибаюсь, ты утверждаешь, что оно — мастер убеждения: в этом вся его суть и вся забота. Или ты можешь сказать, что красноречие способно на что-то большее, чем вселять убеждение в души слушателей?

Горгий. Нет, нет, Сократ, напротив, по-моему, ты определил вполне достаточно: как раз в этом его суть.

Сократ. Тогда слушай, Горгий. Я убежден — не {B} скрою от тебя, — что если есть на свете люди, которые ведут беседы, желая понять до конца, о чем идет речь, то я один из их числа.