Действительность, будь то физическая реальность или человеческое сознание, не может быть обнаружена при таком подходе иначе, чем как трансцендентный референт, о существовании которого мы заключаем путем анализа функционирования знаковых систем. Поэтому представляется возможным при метаописании рассматривать язык описания действительности (например, естественный язык) как метаязык нулевого порядка. Язык описания действительности является метаязыком по отношению к описываемым им данным о действительности, но, поскольку эти данные не формализуются иначе, чем в нем, то не существует теории, по отношению к которой он был бы метатеорией. Именно постольку можно говорить о прямых содержательных отношениях языка описания действительности и самой действительности. Но с метаязыковой точки зрения он может быть рассмотрен как система, структурно изоморфная метаязыкам более высоких порядков и образующая с ними определенную парадигму — скажем, по признаку направленности на объект.

В полноте системы языка описания заложена апелляция к представлению о действительности, тогда как метаязык уже первого порядка апеллирует к представлениям о представлениях действительности. Именно в этой связи вопрос о релевантности знака с нефиксированным значением возник при обсуждении проблем формализации описания, а не проблем описания. Разработка принципов подстановочной интерпретации формализованных систем потребовалась для расширения выразительных возможностей метаописательных систем, но для языка описания действительности применение этих принципов означало бы утрату им способности к указанию, т. е. прекращение нормального функционирования — либо вынудило бы нас отказаться от признания референциальной природы значения.

Рассмотрение языка описания в качестве метаязыка нулевого порядка указывает то направление, в котором эти проблемы снимаются. Специфика природы метаязыкового знака определяется тем, что он в своей двусоставности означающее/означаемое имеет означаемым означающее знака метаязыка с порядковым числом на единицу ниже (или, при n=0, феномен, несвободный от возможной семиотической интерпретации). Строго говоря, это отношение следует описать как означающее'/означающее, т.е. отношение не семантическое, но структурное — иными словами, не объектное, а подстановочное. Поэтому метаязыковый знак может органично адсорбировать любое представление о предмете, равно как и представление о любом предмете. Приписывание метаязыковому знаку различных значений не затрагивает его сущностной внутренней формы, его структурной самоидентичности — оно не лишает знак способности к обозначению.

Соответственно, мы можем предположить, в противовес тарскианским представлениям, согласно которым словарь метаязыков увеличивается по мере возрастания уровня абстрагирования, а набор правил остается неизменным, что (при подстановочной интерпретации) используемые термины могут формально совпадать у метаязыков всех порядков, и именно наборы правил определяют различия метаязыков разных порядков. При этом правила подвержены соответствующим метатеоретическим трансформациям; поэтому не исключено, что, например, правило конъюнкции в метаязыке второго порядке предстанет в метаязыке первого порядка, подвергшись концептуальной субстантивации, термином, маркирующим представление о представлении о конъюнкции. С другой стороны, возможны попытки построения метаязыковых моделей на семантической основе. Их эвристическая предпосылка очевидна: последовательное проведение принципа формальности построения теории неосуществимо на практике, так как не удается полностью формализовать все проблемы, связанные с содержательной стороной. Такие модели, представляющие собой формализованный аппарат семантической записи высказываний естественного языка, имеют целью преобразование системы правил порождения и интерпретации осмысленных высказываний — т.е. преобразование метаязыка первого порядка, представленного как формальная аксиоматическая система, в неформальную. Другие аналогичные построения отводят не меньшую роль наделению семантикой /sense-giving/ правил операций над терминами — исходя, например, из коммуникативных соображений. Для этого может быть признано, что правила были первоначально смыслами, обретшими впоследствии свойства процесса (т.е. к которым были приписаны диспозиционные предикаты).

Поэтому правила метаязыка не могут иметь такую же фиксированную семантику, как правила грамматики языка описания: формально они могут совпадать, но иная по характеру ориентация на объект будет интендировать иную онтологию. Различие в онтологическом статусе описания и метаописания видно из характера действия верификационных процедур: в последнем случае возможные ошибки могут быть сняты в пределах самой системы, без обращения к трансцендентному референту. Так, появление в конкретной области знания новой, более универсальной теории приводит к изменению знаковой системы для членов языковой группы (экспертов).