Однако признание носителями истинности идей или чистых сущностей может смутить некоторых реалистов. Парадигматические реалисты могут считать первичными носителями истинности токены предложения (в противоположность потенциально платонистским типам предложения), утверждения (токены предложения, утвержденные в данном контексте), токены полаганий или мыслей и т.д., т.е. вещи, о которых может правдоподобно утверждаться, что они не могут существовать без сознательных существ. Такие умеренные реалисты разделяют (по крайней мере, частично) иногда связываемое с анти-реализмом представление о том, что истина зависит от сознательных репрезентаций действительности, но при этом остаются реалистами, поскольку считают, что истина также зависит от фактов, которые являются концептуально независимыми от чьих бы то ни было репрезентаций этих фактов.

С позиций умеренного алетического реализма отпадает необходимость в некоторых из философских клише, часто ассоциируемых с реализмом. Так, реализм часто описывается как представление о существовании законченного истинного описания мира[31]. Предположим, что первичные носители истинности — наши мысли и что мысли репрезентируют некоторую действительность — в том смысле, что они дают картину мира. Истинные мысли соответствуют чему-то в действительности, а ложные — нет. Тот факт, что некоторый аспект действительности соответствует данной мысли, может казаться независимым от сознания. Но тот факт, что мысль вообще существует - контингентная особенность сознательных существ (любая альтернативная позиция здесь потребовала бы таких исходных допущений, которые сделали бы бессмысленным все рассуждение). Поэтому такая позиция открыта для понятия концептуальной относительности: нет причин, почему одно сознательное существо не могло бы обладать такими понятиями (формами мысли), которых нет у некоторого другого сознательного существа. Люди в одной культуре могут категоризовать объекты, с которыми они сталкиваются в мире, с помощью совершенно иных концептуальных структур, чем используемые в другой культуре. Вопрос о существовании законченного истинного описания мира оказывается, таким образом, вопросом о конечности числа возможных способов, которыми мы могли бы представить мир. Реалист может признать существование концептуальной относительности, согласно которой проведенная классификация (концептуальная структура) является правильной или неправильной относительно классификационного принципа, лежащего в ее основе, но нет единственного правильного способа категоризации как единственного правильного способа осмысления мира. Скорее реалисты утверждали бы здесь, что множество одинаково правильных описаний мира возможно при условии, что ни одно из этих описаний не является несовместимым с другими, тогда как с точки зрения анти-реалистов, возможно множество одинаково правильных описаний мира, конфликтующих друг с другом.

Еще одно представление, часто связываемое с реализмом относительно истины — принцип бивалентности, согласно которому все правильно построенные описания мира являются или истинными, или ложными. Но и это требование трудно признать универсальным — во всяком случае, умеренный реалист может не признавать его обязательным. В самом деле, реалистическая (корреспондентная) теория истины заключает о соответствии мысли своему предмету в действительности. Однако ничто не мешает реалисту допустить градуальность соответствия, в котором могут быть вычленены различные степени — в том обычном смысле, в каком две картины могут обе более или менее точно представлять некоторую сцену, в то время как одна представляет ее точнее, чем другая, и мы могли бы назвать одну картину более истинным представлением действительности, чем другая.

Но такой маневр реалисту осложняют аргументы, известные в современной литературе как парадоксы соритов. Проблема с любой многозначной логикой состоит в том, что все еще остаются дискретные границы между истинностными значениями. Допустим, что мы называем человека A ростом 170 см человеком среднего роста; очевидно, что на вопрос Назовем ли мы высоким человека B, чей рост больше на миллиметр, чем рост А? мы ответим отрицательно. Тогда мы назовем человека B ростом 170 см 01 мм также человеком среднего роста; на вопрос, назовем ли мы высоким человека В1, чей рост больше на миллиметр, мы вновь будем вынуждены ответить отрицательно; повторив эту процедуру достаточно долго, мы не сможем назвать высоким человека ростом 2 метра. Иными словами, если мы должны дать определение роста В (высокий, средний, низкий), а сделать это мы должны исходя из известных нам такого же определения для роста А и разницы в росте между А и В, то у нас нет собственно онтологических оснований заключать о том, когда именно прибавление по миллиметру сделает высказывание В среднего роста из истинного ложным. И если мы не можем заключить, когда именно высказывание В среднего роста станет ложным, то мы не можем и заключить, когда именно оно станет неистинным, то есть обладающим одним из промежуточных значений между истиной и ложью.