Важно и такое обстоятельство: среди параметров, характеризующих эти условия, ученый новой формации, ориентированный на инженерию, как правило, выявляет такие, которые он может контролировать сам. Так, Галилей определил, что объем падающего тела, вес, обработку поверхности он может контролировать; можно, оказалось, контролировать даже скорость тела, замедлив на наклонной плоскости его падение.

В результате Галилею удалось создать условия, в которых падающее тело вело себя строго в соответствии с теорией, т. е. приращение его скорости происходило равномерно, и скорость тела не зависела от его веса.

Тактика «спасения» Галилеем оремовской модели довольно интересна. С одной стороны, он вынужден обратиться к анализу наблюдаемой реальности и признать роль среды, с другой – Галилей эту роль осмысляет в духе платонизма, как искажение процесса падения. При этом он был вынужден рассматривать сущность свободного падения двояко: как идеализированный случай «падение тела в пустоте» (т. е. некий мыслимый случай падение тела, когда полностью устранено сопротивление среды) и как факторы, искажающие этот идеализированный процесс (один фактор – сила трения тела о среду, другой – архимедова выталкивающая сила).

Галилей не ставил своей специальной целью получение знаний, необходимых для определения параметров реальных объектов, которые можно положить в основание технических устройств. Когда он вышел на идею использования наклонной плоскости и далее определил ее параметры, то решал эту задачу как одну из побочных в отношении основной – построения новой науки, описывающей законы природы. Христиан Гюйгенс в качестве основной ставит задачу, которая по отношению к галилеевской выступает как обратная.

Если Галилей считал заданным определенный природный процесс (свободное падение тела) и далее строил знание (теорию), описывающее закон протекания этого процесса, то Х. Гюйгенс по заданному в теории знанию (соотношению параметров идеального процесса) определяет характеристики реального природного процесса, отвечающего этому знанию. Кроме того, выявленные параметры он конструктивно увязывает с другими, определяемыми на основе технических соображений так, чтобы в целом получилось действующее техническое устройство, в котором бы реализовался природный процесс, описываемый исходно заданным теоретическим знанием.

С работ Гюйгенса естественно-научные знания (механики, оптики и др.) начинают систематически использоваться для создания разнообразных технических устройств. Для этого в естественной науке ученый выделяет или строит специальную группу теоретических знаний. При этом именно инженерные требования и характеристики создаваемого технического устройства влияют на выбор таких знаний или формулирование новых теоретических положений, которые нужно доказать в теории. Эти же требования и характеристики показывают, какие физические процессы и факторы необходимо рассмотреть, а какими можно пренебречь.

Если подвести итог, то можно сказать следующее: в естественных науках идеальные объекты должны включать в себя математические идеальные объекты и описывать механизмы природных явлений; теория естественной науки помимо требований, сформулированных еще в Античности, строится так, чтобы в ней можно было получить знания, необходимые для инженерии.

Как следствие, постепенно формируется мировоззрение, что «природа написана на языке математики», представляет собой скрытый механизм, однако, в естественной науке этот скрытый механизм можно описать в форме законов природы, а в инженерии, используя эти законы, создавать реальные механизмы.

Успехи естествознания и инженерии все больше затеняли тот факт, что идеализированная природа (написанная на языке математики) – это всего лишь небольшой фрагмент действительности, который освоил человек, что «природа в эксперименте» не тождественна реальной природе. Напротив, человек XVII-XVIII вв. склоняется к мысли отождествить идеализированную природу со всем миром, а естественно-научное знания с истинным знанием о мире.

Предпосылками гуманитарных и социальных наук выступили, во-первых, неудачные (с точки зрения ряда ученых и философов) попытки в XIX в. распространить естественно-научный подход на человека, историю, культуру, социальные явления, во-вторых, возросшее значение в культуре этих феноменов, в-третьих, осознание специфических способов мышления (таких, например, как методы реконструкции текстов, представление материала сквозь призму ценностей исследователя, этическая интерпретация знаний), характерных для истории, искусствознания, культурологии, социологии, языкознания и других родственных им наук (позднее они получили название гуманитарных или социальных).

В гуманитарной науке помимо познания подлинной реальности, истолковываемой теперь в оппозиции к природе (не природа, а культура, история, духовные феномены и т. п.), ставится задача получить теоретическое объяснение, принципиально учитывающее, во-первых, позицию исследователя, во-вторых, особенности гуманитарной реальности, в частности то обстоятельство, что гуманитарное познание конституирует познаваемый объект, который, в свою очередь, активен по отношению к исследователю.