Скудость
наших обычных умозаключений, с помощью которых мы узнаем об обширном
царстве возможности, где все действительное (все предметы опыта) составляет
лишь малую часть, вообще бросается резко в глаза. Все действительное
возможно; отсюда естественно, по логическим правилам обращения, следует
лишь частное суждение: некоторые возможные вещи действительны, и это
суждение как будто равнозначно суждению возможно многое такое, что не
действительно. На первый взгляд в самом деле кажется, что количество
возможного превышает количество действительного, так как к возможности
должно еще что-то прибавиться, чтобы получилось действительное. Однако я не
знаю этого прибавления к возможному; ведь то, что должно было бы быть еще
прибавлено к возможному, было бы невозможно. К моему рассудку в дополнение
к согласию с формальными условиями опыта может быть прибавлено только одно,
а именно связь с каким-нибудь восприятием; но то, что по эмпирическим
законам связано с восприятием, действительно, хотя оно и не воспринимается
непосредственно. А из того, что дано, нельзя заключать, будто в непрерывной
связи с тем, что дано мне в восприятии, возможен иной ряд явлений, стало
быть, более чем один-единственный всеохватывающий опыт, и еще в меньшей
степени можно сделать это заключение, если ничего не дано, так как без
материала вообще ничего нельзя мыслить. То, что возможно лишь при условиях,
которые сами только возможны, возможно не во всех отношениях. Между тем
именно такую возможность во всех отношениях имеет в виду тот, кто ставит
вопрос: простирается ли возможность вещей дальше, чем опыт?

Я упомянул об этих вопросах лишь для того, чтобы не оставить пробела в том,
что по общему мнению относится к рассудочным понятиям. На самом же деле
абсолютная возможность (возможное во всех отношениях) не есть чисто
рассудочное понятие и не может иметь какое-либо эмпирическое применение, -
это понятие принадлежит одному только разуму, который выходит за пределы
всякого возможного эмпирического применения рассудка. Поэтому мы должны
были удовольствоваться здесь лишь критическим замечанием, оставив все
остальные вопросы неразъясненными до дальнейшего исследования.

Собираясь закончить этот четвертый раздел и вместе с ним всю систему
основоположений чистого рассудка, я должен еще указать, на каком основании
я назвал принципы модальности именно постулатами. Этот термин я беру здесь
не в том значении, какое ему придают некоторые новейшие авторы философских
сочинений в противоположность математикам, от которых, собственно,
заимствован этот термин; эти авторы полагают, что постулировать- значит
выдавать некоторое положение за непосредственно достоверное без обоснования
или доказательства; однако если бы мы должны были допустить, что для
синтетических суждений, как бы они ни были очевидны, можно требовать
безусловного одобрения без дедукции в силу одного лишь авторитета их
собственных утверждений, то вся критика рассудка свелась бы на нет; и так
как нет недостатка в дерзких притязаниях, от которых не отказывается и
обыденная вера (которая, однако, не есть ручательство), то наш рассудок
стал бы доступен всяким фантазиям, не имея возможности отказать в своем
одобрении таким утверждениям, которые требуют для себя признания тем же
уверенным тоном, как и действительные аксиомы, хотя и не имеют никакого
права на это. Таким образом, если к понятию вещи a priori синтетически
прибавляется какое-то определение, то непременно должно быть присоединено
если не доказательство, то по крайней мере дедукция правомерности
утверждения такого суждения.

Но основоположения о модальности не есть объективно-синтетические
положения, так как от того, что предикаты возможности, действительности и
необходимости что-то прибавляют к представлению о предмете, понятие, о
котором они высказываются, нисколько не расширяется. Но так как они тем не
менее имеют синтетический характер, то они таковы только субъективно, т. е.
к понятию вещи (реального), о котором они вообще ничего не высказывают, они
прибавляют познавательную способность, в которой оно возникает и находится;
так что если понятие связано в рассудке лишь с формальными условиями опыта,
то его предмет называется возможным; если оно находится в связи с
восприятием (с ощущением как материей чувств) и определяется им посредством
рассудка, то объект действителен; если понятие определяется связью
восприятии согласно понятиям, то предмет называется необходимым.
Следовательно, принципы модальности ничего не говорят о понятии, кроме того
лишь, что указывают действие познавательной способности, посредством
которого образуется понятие. В математике постулатом называется
практическое положение, не содержащее в себе ничего, кроме синтеза, лишь
посредством которого мы даем себе предмет и составляем его понятие,
например с помощью данной линии из данной точки на плоскости описываем
круг; такое положение нельзя доказать потому, что оно требует именно того
приема, лишь благодаря которому мы составляем понятие о такой фигуре.