п.). Опираясь на эту информацию, мы узнаем (рис. 9-11), что стул на фигуре А представляет объект фигуры С, а не фигуры В и что его нужно понимать так: "Стул со спинкой и четырьмя ножками, которые скреплены", причем понятно, что передние ножки соединены с задними [38]. Интерпретация групп предметов является еще более сложной, и некоторые случаи до сих пор остаются непонятными [39].



Рис. 9
Рис. 10
Рис. 11



Способность "читать" определенный стиль включает в себя также знание о том, какие свойства несущественны. Отнюдь не каждая особенность архаического изображения имеет смысловое значение, как не каждая особенность написанного предложения играет роль в выражении его содержания. Этого не учли греки, которые впервые начали задумываться над "величественными позами" египетских статуй (об этом высказывался уже Платон). Такой вопрос "мог бы озадачить египетского художника, как озадачил бы нас вопрос о возрасте или о настроении короля на шахматной доске" [40]. Таковы некоторые особенности архаического стиля. Стиль можно описывать и анализировать различными способами. Данное выше описание обращает внимание на формальные особенности: архаический стиль дает наглядное перечисление вещей, части которых располагаются приблизительно так, как они встречаются в "природе", за исключением тех случаев, когда такое расположение могло бы скрыть важные элементы. Все части находятся на одном уровне, и предполагается, что мы "прочитываем" перечни предметов, а не "видим" их, как это происходит в случае чувственного восприятия ситуации [41]. Эти перечни организованы отношением "стой последовательности, т.е. вид некоторого элемента не зависит от наличия других элементов (добавление льва и акта пожирания не делает козленка несчастным; добавление процесса умирания не делает человека ослабевшим). Архаические рисунки представляют собой сочетания рядоположенностей (paratactic aggregates), а не целостные системы. Элементами подобных сочетаний могут быть физические части, например головы, руки, колеса; это могут быть положения дел, например факт смерти человека; наконец, это могут быть действия, например действие поедания пищи.

Вместо того чтобы описывать формальные особенности некоторого стиля, мы можем обратиться к описанию онтологических особенностей того мира, который состоит из элементов, представленных в стиле и упорядоченных определенным образом. Мы можем также описывать то впечатление, которое некоторый мир производит на зрителя. Так поступает художественный критик, анализирующий поведение персонажей, изображенных художником, и их "внутреннюю жизнь", на которую должно указывать это поведение. Дж. Хэнфман [42] пишет об архаических фигурах: "Независимо от того, Нисколько оживленны и воодушевлены архаические герои, они не производят впечатления, что движутся по своей собственной воле. Их жесты являются объяснительными формулами, навязанными актерам извне для объяснения того, какое происходит действие. Решающей же помехой для убедительного изображения внутренней жизни является необычайная обособленность архаического взгляда. Взгляд показывает, что личность живет, но он не соответствует требованиям конкретной ситуации. Даже в тех случаях, когда архаический художник достигает успеха в изображении юмористического или трагического настроения, эти искусственные жесты и отстраненный взгляд напоминают преувеличенное оживление кукольного спектакля".

Онтологическое описание часто добавляет к формальному анализу лишь малосодержательные рассуждения, которые представляют собой не более чем упражнения в остроумии и "чувствительности". Однако не следует упускать из виду возможность того, что некоторый конкретный стиль дает точное изображение мира, как его: воспринимали художник и современники, и что каждая формальная особенность соответствует (скрытым или явным) предположениям, включенным в фундаментальную космологию. (Для случая архаического стиля мы не должны отвергать возможность того, что в ту эпоху человек действительно чувствовал себя куклой, руководимой внешними силами, и что он соответствующим образом видел и понимал своих соотечественников [43].) Такая реалистическая интерпретация стилей и других изобразительных средств находится в одном ряду с тезисом Уорфа относительно того, что, будучи инструментами описания событий (которые могут обладать еще и другими свойствами, не охватываемыми каким-либо описанием), языки вдобавок еще представляют собой формы событий (так что существует некоторый лингвистический предел того, что может быть высказано в данном языке, и этот предел совпадает с пределами самой вещи) [44]. Реалистическая интерпретация представляется весьма правдоподобной, хотя ее нельзя считать доказанной [45].

Ее нельзя считать несомненной, ибо существуют технические ошибки, узко специфические цели (карикатура), способные изменить некоторый стиль, не затрагивая космологии. Следует также помнить о том, что у всех людей приблизительно один и тот же нейрофизиологический аппарат, так что восприятие нельзя изменить в каком угодно направлении [46].