[33] Нас, конечно, интересует в первую очередь семантическая связь: что делает термины референциальными – если принять пропозициональную интерпретацию контекста полаганий, то значимость термина, в конвенциональном смысле, должна будет определяться какими-то другими конвенциями, регулирующими применимость данного термина в данном специальном контексте индивидуации и его устойчивую связь с этим контекстом. Конечно, что-то подобное, скорее всего, происходит и в случае КР, поскольку связь термина с объектом или объектами в мире как-то устанавливается и согласованная индивидуация играет здесь не последнюю, если не существеннейшую, роль; отличие, однако, состоит в том, что дескриптивный – транслируемый – элемент предполагается так же исходно связываемым с объектами и с термином, и устойчивость связки термин-дескрипции определяет устойчивость КР, тогда как предполагать в качестве базисной конвенцию относительно индивидуации значит, пожалуй, предполагать, что определяющим в отношении ее устойчивости может быть только устойчивость общности методов индивидуации. Безотносительно к вопросу о том, как такая общность может сохраняться на межъязыковом пространстве, очевидно, что такой подход в любом случае предполагает широкую варьируемость терминов – своего рода инструментализм – и, соответственно, дает простор редукции терминов как референциально значимых единиц. Разумеется, приоритет одного языка относительно референциальной значимости терминов не предполагает, с другой стороны, что КР не может распространяться за пределы одного языка или пополняться иноговорящими агентами: для этого, однако, должны выполняться дополнительные условия, позволяющие говорить о переводимости релевантных элементов соответствующих идиолектов относительно инструктивных взаимодействий.

[34] См. Г. Фреге, “Смысл и значение”. Существует также точка зрения, что позиция Фреге может быть понята таким образом, что придаточные предложения в рассматриваемых контекстах обозначают не свой обычный смысл, а самих себя – см., например: D. Kaplan, “ Quantifying In” / The Philosophy of Language; однако, трудно сказать, насколько такая трактовка оправдана.

[35] Kripke, Naming and Necessity, Blackwell, Oxford, 1980, p.79: решение Крипке состоит в том, чтобы различить такие характеристики как ‘фиксировать референцию имени’ и ‘давать значение имени’, которые в теории Фреге отождествлены, что выражается в том, что Фреге определяет смысл как способ данности значения. Имя ‘Аристотель’, согласно Крипке, есть «жесткий десигнатор», обозначающий одного и того же индивида “во всех возможных мирах”, независимо от того, с помощью каких дескрипций (смыслов) фиксируется референт этого имени.

[36] Ср .: Engel P. The Norm of Truth, pp.167-168.

[37] Ср .: Evans G. The Varieties of Reference. Blackwell, Oxford, 1982, ch.1, 6, 7.

[38] См . Engel P. The Norm of Truth, p.178.

[39] С точки зрения теории дескрипций Рассела, вариантов, соответствующих de re интерпретации (1), может быть по крайней мере два: ‘Один и только один х есть Дед Мороз (или Дедморозит) и Петя верит, что х приносит подарки’ или ‘Есть только один х такой, что Петя верит, что х есть Дед Мороз (Дедморозит) и что х приносит подарки’. В первом случае высказывание должны быть признаны просто ложными (вследствие ложности первого элемента конъюнкции); но (1) при этом вполне может быть истинным, так что весьма проблематично, исходя из этого, заключать соответствует ли такой тип парафраза правильной логической форме (1). Во втором случае высказывание, очевидно, может быть истинным, но не относительно чего-либо, что могло бы предполагаться в качестве референта термина ‘Дед Мороз’. Тогда на роль правильного парафраза следовало бы претендовать, скорее, высказыванию: ‘Существует единственный х такой, что х не является Дедом Морозом и Петя верит, что х есть Дед Мороз (Дедморозит) и что х приносит подарки’. Но, все-таки не исключено, что содержание полагания, которое следовало бы удержать парафразу, состоит именно в том, что Петя верит в несуществующего Деда Мороза, а не в то, что кто-то другой, существующий, является Дедом Морозом.

[40] В работе Principles of Mathematics (1903); сам термин ‘единичная пропозиция’ введен в философскую литературу Д. Капланом: Kaplan D. ‘ Demonstratives’, mimeo, UCLA, 1977.

[41] См . Quine, W. V., “Quantifiers and Propositional Attitudes” / The Philosophy of Language (3 edition), A. P. Martinich (ed.), Oxford University Press, 1996.

[42] Ibid.